Это был самый дорогой билет в моей жизни. Хоть и в один конец, но он стоил нам остатка сбережений, ящика водки и двадцати блоков сигарет. Эту «валюту» я берег как раз на такой случай.
Вокзал стал прибежищем бездомных и погорельцев, и соваться туда было незачем. Нам сказали подойти к одному полустанку, где даже зала ожидания не было, только перрон. И в темное время суток, чтоб не привлекать внимания.
Мороз был под тридцать. До места посадки мы добрались на такси.
— А если он откажется? — с сомнением спрашивала Настя, когда мы подходили к потрепанной «девятке», по привычке ждущей у неработающего ресторана.
— Ми его зарэжем, — усмехнулся я, показав на китайский охотничий нож в чехле на поясе, которым пока резал только колбасу и открывал банки. Ружье у меня за спиной было замотано в одеяло и уложено в брезентовый чехол от палатки (самой палатки у нас никогда не было).
Как я и думал, «бомбила» не отказался от возможности заработать легкие деньги. Как и все таксисты, он был настолько туп, что не понимал новую цену этим бумажкам.
Это было абсолютно безлюдное место. Но по опыту я знал, что в таких местах опасность на порядок меньше, особенно сейчас, когда лишний час на улице может стоить обмороженных ушей.
Уже пять минут как должен был подойти поезд, но его не было, и мы начали волноваться.
«Неужели наебут? Довольствуются задатком и кинут?».
Я не полный дурак, и половину оплаты обещал отдать на месте.
Мы притопывали и водили хоровод вокруг скамейки, чтобы не замерзнуть. Наверно, со стороны это смотрелось забавно.
Сколько людей уже получили обморожения, подумал я? А сколько будет через неделю, если не починят отопительную систему? (Неужели я сказал «если»?) Сколько сгорят и угорят от самодельных обогревателей? Сколько замерзнут в сугробах и своих холодных квартирах, пытаясь отогреться алкоголем?
Ни единой души не было вокруг, и мне в голову начали закрадываться еще более нехорошие мысли. Вдруг сосед навел на нас знакомых громил?
Они же не знают, что мы взяли с собой только самое необходимое, и с наших трупов не снимешь никаких ценных вещей, кроме нательных крестиков да Настиных сережек, которые достались ей еще от прабабушки.
Я взял Настю за руки, согревая ее ладони своими. Как же я виноват перед ней… Теперь еще и под монастырь нас обоих подвел, и денег лишились. Я уже хотел разворачивать ружье и доставать патроны, когда почувствовал слабую вибрацию рельсов.
Как манне небесной я радовался звуку приближающегося поезда.
Дизельный локомотив тащил единственный пассажирский вагон. Он остановился почти у нас под носом.
Двери распахнулись. Мужик в форменной куртке и валенках — судя по возрасту, помощник машиниста, а не проводник — махнул рукой:
— Эй, пассажиры, запрыгивайте бегом. Стоянка ноль минут.
В вагоне, который оказался купейным, было тепло, и мы быстро согрелись. Тут уже было полно народу, но нас провели в самый конец.
— Своих вывозим, — пояснил наш провожатый. — В село одно. Скоро тут будет пиздец. У нас по министерству в предпоследний день циркуляр пришел — провести ревизию подвижного состава. Слили страну. Слили… Весь базар про кризис — это так, чтоб народ отвлечь… А мы, говорят, даже китайцам нах не нужны. Угля у них своего хоть жопой ешь… А пиндосам и подавно.
Я кивнул, невольно глянув в окно. Мы уже проезжали пригороды.
Буран сыграл злую шутку с автомобилистами. Я видел снежные заносы, в которых стояли длинные вереницы машин, некоторые из которых были уже брошены. Сколько же не чистили дороги?
— Это мышеловка, блядь, — продолжал железнодорожник, поймав мой взгляд и опорожняя второй стакан. — Весь юг области. Полтора миллиона человек в трех городах, а жрать нечего, кроме картохи. Это же не Алтай и не Приморье, и не Кубань. Тут мало что растет. И охотой не проживешь. А еще зоны, мать моя…
В этот момент я увидел в небе быстро двигавшийся огонек, который при ближайшем рассмотрении превратился в три. Самолет. Аэропорт еще работал, и бог знает кого он сейчас принимал. Насколько я знал, местные рейсы по ночам не прибывали.
Но нас это не должно было волновать. Мы выбрались.
«Get out of Dodge» — называли это заокеанские братья-выживатели.
Наверно, мы родились под счастливой звездой. Теперь осталось совсем немного.
Я не хотел больше смотреть в окно. Вежливо выпроводил попутчика вместе с недопитым пузырем, закрыл дверцу и подсел поближе к Насте. Она положила голову мне на плечо и прижалась ко мне щекой.
Черт, наверно, тут больше инстинкта. Тоже мне, самец-защитник…
Но, несмотря на самоиронию, я чувствовал, что отдам за нее и ребенка жизнь, не задумываясь. Наверно, это тоже заложено природой, и так бы поступил на моем месте даже больший трус.
Несколько раз мы останавливались перед заносами, и тогда все мужчины выходили с лопатами на расчистку. Один раз почти два часа ждали, пока перед нами не освободит дорогу другой состав. Было уже раннее утро, когда мы добрались до места.
— Ну, как договаривались? — спросил я помощника машиниста.
Остаток «суммы» я, тем не менее, должен был взять из нашей поклажи. До домика было топать и топать.
— Да уж пиздуйте давайте, — осклабился он. — Хорошим людям да не помочь…
На перроне в такой час тоже никого не было. Я взвалил на себя рюкзак и ружье, и мы пошли. Так незамеченными мы добрались по протоптанной в снегу тропинке до нашей избушки.
На то, чтобы установить отношения с соседями, я потратил еще в октябре лишний день и еще несколько бутылок. Бояться тут было некого. Все, кого я видел, были способны только на мелкие пакости, да и тех я мог бы укоротить.